Реклама на портале

Отличие интеллектуального поведения животных от человеческого. Интеллект человека и животных Сравнение интеллекта животных

Существуют два основных пути оценки интеллекта животных. Один из них состоит в том, чтобы оценивать поведение, а другой - в том, чтобы изучать мозг. В прошлом оба этих подхода основывались на том, что существует линейная последовательность в развитии от низших, неинтеллектуальных животных, отличающихся сравнительно простым мозгом, к высшим, интеллектуальным животным, мозг которых имеет сложное строение. Обозревая все животное царство в целом, мы, казалось бы, находим подтверждение такого впечатления (см. гл. 11), но когда мы ближе знакомимся с теми или иными особыми случаями, то обнаруживаем здесь много явных отклонений. И это не исключения из общего правила, а следствие того факта, что эволюция шла не линейно, а давала множество разветвлений, на каждом из которых происходит адаптация к своему комплексу внешних условий. Таким образом, животные могут быть весьма сложными в каких-то одних отношениях и достаточно простыми - в других. Вместе с тем животные различных видов могут достигать одинаковой степени сложности, находясь на различных ветвях эволюционного древа.

При сравнении мозга животных различных видов можно ожидать, что между относительным размером какой-то отдельной структуры и степенью сложности поведения, которое регулируется этой структурой, существует определенная связь. Чем больше какое-то животное использует определенную особенность своего поведения в процессе адаптации к окружающей среде, тем больше будет число нейронов и их взаимосвязей в соответствующих областях мозга. Это легко видеть при сравнении специализированных структур мозга, например структур, связанных с различными сенсорными процессами. Гораздо труднее разобраться в том случае, когда приходится рассматривать области мозга более общего функционального назначения, поскольку они могут быть увеличены за счет того, что разные виды животных подвергались различным давлениям отбора (Jerison, 1973).

Многие традиционные идеи в отношении эволюции мозга позвоночных были подвергнуты сомнению. Так, например, вопреки популярным представлениям выяснилось, что в эволюционном ряду рыбы-пресмыкающиеся-птицы-млекопитающие не наблюдается прогрессивного увеличения относительных размеров мозга, а в последовательности миноги-акулы- костистые рыбы-земноводные-пресмыкающиеся-птицы-млекопитающие не наблюдается увеличения относительных размеров переднего мозга (Jerison, 1973). Действительно, относительные размеры переднего мозга у некоторых акул и млекопитающих практически одинаковы (Northcutt, 1981). В течение долгого времени полагали, что конечный мозг акул и костистых рыб прежде всего связан с чувством обоняния, однако теперь считают, что обонятельное представительство в этой области мозга у немлекопитающих животных не больше, чем у млекопитающих (Hodos, 1982). Мысль о том, что низшие позвоночные обладают недифференцированным передним мозгом, также была подвергнута сомнению (Hodos, 1982).

Пытаясь осмыслить наше представление об интеллекте животных в свете современных данных нейроанатомии, Ходос (Hodos, 1982) приходит к следующему заключению:

«Если мы сталкиваемся с признаками интеллекта у представителей животного мира и соотносим их со степенью развития нервных структур, мы должны отказаться от линейных, иерархически организованных, моделей, которые преобладают в обоих типах исследования. Нам следует принять более общее определение интеллекта, чем то, которое «привязано» к нуждам и оценкам человека. Мы должны признать тот факт, что история эволюции характеризуется дивергенцией и нелинейностью, и мы не можем ожидать плавных переходов от одного большого таксона к другому. Наконец, мы не можем себе позволить, чтобы наши знания о центральной нервной системе млекопитающих создавали у нас какие-либо предубеждения при поиске нервных коррелятов интеллекта у других классов позвоночных. Если мы не изменим таким образом наше мышление, у нас, по-видимому, останется мало надежды продвинуться хоть немного дальше в


наших попытках понять взаимосвязи между психикой человека и психикой животного и соответствующими им нервными субстратами».

Теперь вернемся к вопросу о том, каким образом можно оценить интеллект животного по его поведению. С тех пор как Бине (Binet) в 1905 г. разработал тесты для определения интеллектуального уровня человека, был сделан значительный прогресс в их улучшении и усовершенствовании. Этот прогресс был обусловлен прежде всего тем, что стало возможным дать оценку различным тестам, сопоставляя результаты этих тестов с последующими успехами испытуемых в процессе учебы. Современные тесты по определению коэффициента умственного развития (intelligence quotient - IQ) значительно точнее способны предсказать, насколько далеко продвинется данный человек в области интеллектуальных достижений. Однако остается много трудностей, особенно при попытке сравнивать общий интеллект людей, имеющих различные уровни культуры. Оценивать интеллект животных оказывается гораздо сложнее, поскольку не существует никакого способа проверить обоснованность того или иного теста и поскольку животные различных видов сильно различаются по своим возможностям с точки зрения выполнения той или иной деятельности.

До недавнего времени оценка интеллекта животных в основном базировалась на изучении тех способностей, которые обычно считаются показателем интеллекта у человека. Современный тест для определения IQ включает в себя различные разделы, предназначенные для оценки памяти человека, его арифметических и логических возможностей, способностей к языку и формированию понятий. Как мы уже видели, голуби, по-видимому, обладают удивительной способностью к формированию таких понятий, как вода, дерево и человек. Должны ли мы считать это признаком большого интеллекта? Обсуждая языковые способности животных, мы пришли к заключению, что способности человека в этом отношении намного превосходят аналогичные способности любого животного, даже хорошо обученного.

Но что это означает? Значительное превосходство человеческого интеллекта или его высокую специализированность в плане использования языка?

Для сравнения интеллектуальных способностей животных, относящихся к различным видам, трудно придумать тест, который не был бы предвзятым в том или ином смысле. Многие из прежних тестов для определения способности животного решать какие-то проблемы были ненадежными (Warren, 1973). Порой один и тот же тест, проведенный на животных одного и того же вида, в зависимости от типа используемой аппаратуры давал совершенно различные результаты.

Предпринималось много попыток выяснить, могут ли животные справиться с задачами, которые требуют научения какому-то общему правилу принятия решения. Животных можно научить выбирать из группы предлагаемых предметов такой, который соответствует образцу. Приматы быстро научаются решать такого рода задачу, а голубям для этого требуется гораздо больше попыток. Гарри Харлоу (Harlow, 1949) разработал тест для измерения способности животного следовать каким-либо правилам и делать правильные выводы. Вместо того чтобы проверить обезьян на способность решать какую-то одну задачу простой зрительной дискриминации (рис. 27.1, А), Харлоу предлагал им последовательно ряд тестов, в которых для решения задачи нужно было следовать одному и тому же правилу. Например, животному можно предложить ряд задач на различение такого типа, как показано на рис. 27.1, Б. Хотя в каждой задаче использовались другие предметы, правило решения было одинаковым: пищевое вознаграждение в каждом случае (в пределах данной задачи) находится всегда под одним и тем же предметом независимо от того, какое положение он занимает. Если по мере предъявления последовательности таких однотипных задач животное решает их все лучше, то в таком случае говорят, что у него сформировалась установка научения (learning set).

Как видно из рис. 27.1, при исследовании способности животных научиться


Рис. 27.1. Серии задач на различение, которые были использованы для исследования установки научения. А. Простая дискриминация (стрелкой показан правильный выбор: предмет, под которым находится пища). Б. Обратная задача (решение животного должно быть противоположным тому, которое было правильным в предыдущей задаче). В. Условная задача (нужно выбрать один предмет, если оба предмета серые, и другой, если оба белые). Г. Задача на соответствие (животное должно выбрать предмет, который соответствует образцу, располагающемуся в левой части подноса). Д. Задача на несходство (нужно выбрать тот предмет, который отличается от двух других). (По Passingham, 1981.)

тому, что общее правило решения является одним и тем же для целого набора задач и что для получения правильного решения нужно руководствоваться одним-единственным принципом, можно использовать различные типы задач. Критики этой методики замечали, что способность животных различных видов формировать установку научения сильно зависит от того, каким образом проводятся тесты (Hodos, 1970). Однако даже с учетом мнения этих критиков следует, по-видимому, признать, что животные различных видов действительно отличаются по своей способности формировать установку научения (Passingham, 1981). Когда разные виды животных ранжировали в соответствии со скоростью улучшения их ответов при последовательном предъявлении однотипных задач, то их ранг можно было угадать на основе индекса развития мозга

(Ridell, 1979; Passingham, 1982). С помощью этого индекса оценивается число нервных клеток мозга, избыточных по отношению к тем, которые необходимы для регуляции соматических функций (Jerison, 1973). Итак, создается впечатление, что для оценки интеллекта животных можно разработать тесты, подобные тестам для определения интеллекта человека, и эти тесты позволяют различать психические способности животных различных видов.

Мнение, что такие тесты представляют собой истинную меру интеллекта, подкрепляется данными о том, что качество выполнения этих тестов коррелирует с показателем размеров мозга. Сходные результаты были получены и при использовании тестов другого типа, представленных на рис. 27.1. Так, например, было показано, что макаки-резусы и шимпанзе


Рис. 27.2. Формирование установки научения зрительной дискриминации у млекопитающих. Процент правильных ответов во второй пробе при решении каждой задачи как функция числа предложенных задач. (По Passingham, 1981.)

в отличие от кошек гораздо быстрее улучшают свои показатели при решении серии задач по различению объектов, если у них был предварительный опыт по решению реверсивных задач, т. е. задач, в которых периодически производилась смена подкрепляемого выбора предмета (Warren, 1974). Эти два типа задач решаются на основе общих принципов, которые способны использовать макаки и шимпанзе, тогда как кошки лишены такой способности. Аналогичные различия между кошками и обезьянами можно отметить и в случае экспериментов с решением задач на несходство, в которых животное должно из группы предметов выбрать непарный (Warren, 1965). Критики этих экспериментов утверждают, что они с неизбежностью проводятся таким образом, что животным одного вида их выполнять легко, а животным другого вида - трудно (Macphail, 1982). Но даже если описанные различия принимать всерьез, они отражают только один аспект интеллектуальной деятельности, и неудивительно, что макаки и высшие обезьяны хорошо выполняют тесты, предназначенные для определения IQ человека, поскольку все они относятся к приматам.

Предпосылки и элементы интеллектуального поведения животных
Интеллектуальное поведение является вершиной психического развития животных. Однако, говоря об интеллекте, «уме» животных, их мышлении необходимо прежде всего отметить, что чрезвычайно трудно точно указать, по поводу каких животных можно говорить об интеллектуальном поведении, а по поводу каких - нет. Очевидно, речь может идти лишь о высших позвоночных, но явно не только о приматах, как это до недавнего времени принималось. Вместе с тем интеллектуальное поведение животных является не чем-то обособленным, из ряда вон выходящим, а лишь одним из проявлений единой психической деятельности с ее врожденными и благоприобретаемыми аспектами. Интеллектуальное поведение не только теснейшим образом связано с разными формами инстинктивного поведения и научения, но и само складывается (на врожденной основе) из индивидуально-изменчивых компонентов поведения. Оно является высшим итогом и проявлением индивидуального накопления опыта, особой категорией научения с присущими ей качественными особенностями. Поэтому интеллектуальное поведение дает наибольший приспособительный эффект, на что и обратил особое внимание А.Н.Северцов, показав решающее значение высших психических способностей для выживания особей и продолжения рода при резких, быстро протекающих изменениях в среде обитания.
Предпосылкой и основой развития интеллекта животных - во всяком случае в направлении, ведущем к человеческому сознанию - является манипулирование, причем прежде всего с биологически «нейтральными» объектами. Особенно, как уже было показано, это относится к обезьянам, для которых манипулирование служит источником наиболее полных сведений о свойствах и структуре предметных компонентов среды, ибо в ходе манипулирования происходит наиболее глубокое и всестороннее ознакомление с новыми предметами или новыми свойствами уже знакомых животному объектов. В ходе манипулирования, особенно при выполнении сложных манипуляций, происходит обобщение опыта деятельности животного, формируются обобщенные знания о предметных компонентах окружающей среды, и именно этот обобщенный двигательно-сенсорный опыт составляет главнейшую основу интеллекта обезьян.
О манипулировании человекообразных обезьян «биологически индифферентными» предметами Павлов говорил: «Это же - самая настойчивая любознательность. Так что нелепое утверждение, будто у животных ее нет, нет в зачатке того, что есть у нас и что в конечном счете создало науку, - не отвечает действительности». В качестве примера Павлов сослался на наблюдавшееся им у шимпанзе манипулирование предметами, в частности коробкой, в которой нет «никаких апельсинов, ни яблок». Тем не менее обезьяна «долгое время возится… над решением механических задач, которое не обещает ей никаких выгод, никакого материального удовлетворения».
Эта, по Павлову, «чистейшая, бескорыстная любознательность» и заставляет обезьяну изучать объект манипулирования в ходе активного воздействия на него. При этом одновременно и во взаимодействии друг с другом включаются в познавательную деятельность животного разные сенсорные и эффекторные системы. Ведь манипулирующая обезьяна почти непрерывно следит за движениями своих рук; под пристальным зрительным контролем производятся самые разнообразные действия как без разрушения целостности объекта: поворачивание в разные стороны, облизывание, поглаживание, придавливание, перекатывание и т.п., так и деструктивного порядка: разламывание, разрывание, вычленение отдельных деталей и т.д. (рис. 24).
Особую познавательную ценность представляют деструктивные действия, так как они позволяют получить сведения о внутренней структуре предметов. При манипулировании животное получает информацию одновременно по ряду сенсорных каналов, но преобладающее значение имеет у обезьян сочетание кожно-мышечной чувствительности рук со зрительными ощущениями. Кроме того, в обследовании объекта манипулирования участвуют также обоняние, вкус, тактильная чувствительность околоротовых вибрисс, иногда слух и т.д. Эти виды чувствительности сочетаются с кожно-мышечной чувствительностью эффекторов (ротового аппарата, передних конечностей) кроме обезьян и у других млекопитающих, когда те манипулируют предметами. В итоге животные получают комплексную информацию об объекте как едином целом и обладающем разнокачественньми свойствами. Именно в этом и заключается значение манипулирования как основы интеллектуального поведения.
Необходимо, однако, подчеркнуть, что первостепенное значение имеют для интеллектуального поведения зрительные восприятия и особенно зрительные обобщения, о которых уже раньше шла речь. Насколько развита способность к формированию обобщенных зрительных образов даже у крыс - показывает следующий эксперимент, в котором крысы с успехом решали очень трудную задачу: животному надо выбрать из трех предъявленных фигур (вертикальные и горизонтальные полосы) одну несходную по сравнению с двумя другими. Местонахождение и рисунок такой фигуры постоянно меняются, следовательно, это будут то вертикальные, то горизонтальные полосы, расположенные то слева, то справа, то посередине (в неправильной последовательности). Таким образом, подопытное животное могло ориентироваться лишь по одному, крайне обобщенному признаку - несхожести одного рисунка по сравнению с остальными. Мы имеем здесь, таким образом, дело со зрительным обобщением, близким к абстрагированию, свойственному мыслительным процессам.
С другим элементом интеллектуального поведения, на этот раз в двигательной сфере, мы встречались при описании опытов с «проблемными ящиками». И здесь мы имеем дело со сложными многофазовыми навыками, поскольку у высших млекопитающих, например енотов, можно сравнительно легко добиться решения задач, при которых животному приходится в определенной последовательности открывать совокупность разнообразных запирающих приспособлений. Как и при описанном опыте с подтягиванием крысой лестницы, енот может решить такую задачу лишь при соблюдении строго определенной последовательности действий. Но разница заключается в том, что в отличие от крысы еноту приходится самому находить эту последовательность, и это поднимает его деятельность, безусловно, на более высокий уровень. Правда, по некоторым данным и крысы способны на это.
Необходимо, однако, подчеркнуть, что даже высшие позвоночные решают инструментальные задачи труднее, чем локомоторные. Л. Кардош отметил в этой связи, что в психической деятельности животных преобладает познавание пространственных отношений (см. ч. I, гл. 3), постигаемых ими с помощью локомоторных действий. У обезьян же, особенно человекообразных, локомоторное познавание пространственных отношений теряет свою доминирующую роль за счет сильного развития манипуляционных действий. Однако только человек может полностью освободиться от направляющего воздействия пространственных отношений, если этого требует познание временно-причинных связей.
Решение многофазовых инструментальных задач у обезьян изучалось рядом исследователей, в частности Н. Н. Ладыгиной-Котс. В своей монографии «Приспособительные моторные навыки макака в условиях эксперимента» она подвела итог многочисленным опытам, в которых использовались весьма разнообразные сочетания запирающих механизмов. Эти эксперименты показали, что низшая обезьяна (макак-резус) способна научиться отмыкать большие серии запирающих механизмов, хотя лучше справляется с одиночными установками. Характерными явились при этом многочисленные и многообразные нащупывающие движения рук, «экспериментирование». Ввиду ее большой торопливости наиболее трудными оказались для обезьяны те приспособления, которые не отмыкались легкими быстрыми движениями. Легче всего производились такие движения, как вытягивание, отведение, притягивание, опускание и др., труднее всего - отодвигание и вращение, вывертывание. Вообще в поисках пунктов задержки и пути преодоления препятствий преобладающая роль принадлежала кинестетическим, а не зрительным восприятиям. Интересно, что по многим из этих особенностей, как показали более поздние исследования, действия низших обезьян в опытах с запирающими механизмами напоминают таковые енотов.
Чрезвычайно важной предпосылкой интеллектуального поведения является и способность к широкому переносу навыков в новые ситуации. Эта способность вполне развита у высших позвоночных, хотя и проявляется у разных животных в разной степени. В. П. Протопопов приводит следующий пример переноса приобретенного опыта в новую ситуацию у собаки. Первоначально подопытная собака научилась открывать нажатием лапы щеколду на дверце «проблемной клетки», в которой находилась приманка. В других опытах та же собака научилась затем подтягивать зубами и лапами кусок мяса за веревку, которая лежала перед ней на полу. После этого была создана третья ситуация, содержавшая элементы первых двух: на клетке, применявшейся в первой ситуации, щеколда была поднята на такую высоту, что собака не могла ее достать лапой, но к щеколде привязывалась веревка, потянув за которую можно было ее открыть. Когда собака была подведена к клетке, она сразу же, без всяких других проб, схватила зубами веревку и, потянув, открыла щеколду. Таким образом, задача была немедленно решена в новой ситуации, несмотря на то что прежние элементы располагались в ней совсем по-иному: веревка висела, а не лежала горизонтально на полу, на конце ее было привязано не мясо, а щеколда, которая к тому же находилась на другом месте - наверху. К тому же щеколда отпиралась в первых опытах движением лапы, а затем - с помощью зубов. «…Новый навык, - пишет по этому поводу Протопопов, - вырабатывается сразу, "внезапно", но эта внезапность… обусловлена вполне определенными следами прошлого опыта, которые под влиянием стимула вступают путем как бы взрывчатого замыкания в новую временную связь, и создается новая нервная структура и новая реакция, отличающаяся от прежних двух и в рецепторной и эффекторной части… Подобные навыки… могут по своему внешнему проявлению имитировать разумное поведение и, если не знать этапов их возникновения, можно прийти к ошибочным антропоморфическим заключениям».
К подобным антропоморфическим выводам пришел, например, Н. Р. Ф. Майер, признавший крыс способными «рассуждать». Обоснованием этого заключения послужили результаты его экспериментов по выработке у крыс отсроченных реакций, в ходе которых эти животные оказались в состоянии связывать элементы прежнего опыта, которые раньше никогда не сочетались в их поведении. Как было показано, это происходило и в опытах Протопопова с собакой.
Итак, способности высших позвоночных к разнообразному манипулированию, к широкому чувственному (зрительному) обобщению, к решению сложных задач и переносу сложных навыков в новые ситуации, к полноценной ориентации и адекватному реагированию в новой обстановке на основе прежнего опыта являются важнейшими элементами интеллекта животных. И все же сами по себе эти качества еще недостаточны, чтобы служить критериями интеллекта, мышления животных. Тем более, как указывалось, невозможно признать такими критериями, например, высокоразвитые способности к оптическому обобщению у пчел.
Критерий интеллектуального поведения животных
Отличительная особенность интеллекта животных заключаются в том, что в дополнение к отражению отдельных вещей возникает отражение их отношений и связей (ситуаций). Отчасти это имеет, конечно, место и при некоторых сложных навыках, что лишний раз характеризует последние как переходную форму к интеллектуальному поведению животных. Это отражение происходит в процессе деятельности, которая по своей структуре, согласно Леонтьеву, является двухфазной.
Мы уже видели, что сложные навыки животных большей частью являются многофазными. Однако эти фазы, будь это вскарабкивание крысы с площадки на площадку с помощью подтягиваемой лестницы или последовательное отмыкание затворов «проблемного ящика», по существу своему являются лишь цепью, суммой однозначных равнокачественных этапов последовательного решения задачи. По мере же развития интеллектуальных форм поведения фазы решения задачи приобретают четкую разнокачественность: прежде слитая в единый процесс деятельность дифференцируется на фазу подготовления и фазу осуществления. Именно фаза подготовления составляет характерную черту интеллектуального поведения. Как указывает Леонтьев, интеллект возникает впервые там, где возникает процесс подготовки возможности осуществить ту или иную операцию или навык.
В конкретных экспериментальных исследованиях двухфазность интеллектуальных действий проявляется, например, в том, что обезьяна достает сперва палку, чтобы затем с помощью этой палки сбить высоко подвешенный плод, как это имело место в широко известных опытах немецкого психолога В. Келера. В других экспериментах обезьяна могла овладеть приманкой лишь в том случае, если сперва оттолкнет ее от себя палкой к такому месту, где ее (после обходного движения) можно достать рукой (рис. 44).
Производилось и много других экспериментов, в которых обезьяны должны были решить задачу с употреблением орудия (чаще всего палки). Так, в опытах Г.З.Рогинского шимпанзе, имевшие опыт манипулирования палками, сразу употребляли таковые для доставания приманки. Но низшие обезьяны, кроме одной (павиан чакма), к этому оказались не сразу способны. Все же Рогинский отвергает мнение В.Келера о наличии разрыва между психикой человекообразных и низших обезьян.

Рис. 44. Схема сложной задачи, для решения которой обезьяна должна привязанной к дереву палкой оттолкнуть плод в ящике через щель к противоположной (решетчатой) стенке, а затем обойти ящик. Прикорм (и) первоначально виден как через решетку, так и через щель в стенке, но не может непосредственно браться рукой (опыт Келера)
Советский зоопсихолог Л. С. Новоселова сумела своими исследованиями выявить генезис употребления палок при решении сложных задач у шимпанзе. Она показала, что употребление палки формируется как индивидуально-приспособительное действие, но не является врожденной формой поведения. При этом намечается несколько этапов - от оперирования всей рукой как рычагом к специализированным действиям кистью, которая уже не только удерживает палку, но и направляет ее движения в соответствии со специфическими свойствами орудия.
Н. Н. Ладыгина-Котс детально изучала у шимпанзе процесс подготовки и даже изготовления-орудия, необходимого для решения технически несложной задачи - выталкивания приманки из узкой трубки. На глазах у шимпанзе в трубку закладывалась приманка таким образом, что ее нельзя было достать просто пальцами. Одновременно с трубкой животному давались различные предметы, пригодные для выталкивания прикорма после некоторой их «доработки» (рис. 45). Подопытная обезьяна вполне (хотя и не всегда немедленно) справлялась со всеми этими задачами.
Рис. 45. Экспериментальное изучение орудийной деятельности у шимпанзе (опыты Ладыгиной-Котс). Некоторые предметы, предъявленные обезьяне (ветка, палка, обмотанная веревкой, изогнутая и спиралевидно закрученная проволока, проволочная сетка, кусок плетеной корзины)
В этих опытах также четко выступает двухфазность интеллектуального действия: приготовление орудия - первая, подготовительная фаза, доставание приманки с помощью орудия - вторая фаза. Первая фаза вне связи со следующей фазой лишена какого бы то ни было биологического смысла. Вторая фаза - фаза осуществления деятельности - в целом направлена на удовлетворение определенной биологической потребности животного (в описанных опытах - пищевой).
По Леонтьеву, первая, подготовительная фаза побуждается не самим предметом (например, палкой), на который она направлена, а объективным отношением палки к приманке. Реакция на это отношение и есть подготовка второй фазы, фазы осуществления, которая направлена на объект («цель»), побуждающий всю деятельность животного. Вторая фаза включает, таким образом, в себя определенную операцию, закрепляемую в виде навыка.
Большое значение как один из критериев интеллектуального поведения имеет и то обстоятельство, что при решении задачи животное пользуется не одним стереотипно выполняемым способом, а пробует разные способы, которые являются результатом ранее накопленного опыта. Следовательно, вместо проб различных движений, как это имеет место при неинтеллектуальных действиях, при интеллектуальном поведении имеют место пробы различных операций, что позволяет решить одну и ту же задачу различными способами. Перенос и, пробы различных операций при решении сложной задачи находят у обезьян свое выражение, в частности, в том, что они практически никогда не пользуются орудиями совершенно одинаковым образом.
Таким образом, при интеллектуальном поведении мы имеем дело с переносом операции, причем этот перенос не требует, чтобы новая задача была непосредственно сходной с прежней. Операция, как отмечает Леонтьев, перестает быть неподвижно связанной с деятельностью, отвечающей определенной задаче. И здесь мы можем проследить преемственность от сложных навыков.
Поскольку интеллектуальное поведение животных характеризуется отражением не просто предметных компонентов среды, а отношений между ними, здесь осуществляется и перенос операции не только по принципу сходства вещей (например, преград), с которыми была связана данная операция, но и по принципу сходства отношений, связей вещей, которым она отвечает.
Формы мышления
На основе многолетних экспериментальных исследований Ладыгина-Котс пришла к выводу, что мышление животных имеет всегда конкретный чувственно-двигательный характер, что это мышление в действии, причем эти действия являются всегда предметно-отнесенными. Такое мышление в действиях, по Ладыгиной-Котс, представляет собой практический анализ и синтез, который при орудийной деятельности осуществляется в ходе непосредственного обращения с объектами, в ходе их обследования, обработки и применения. Но при этом не исключаются, а, наоборот, играют большую роль те обобщенные зрительные представления, о которых шла речь выше.
В соответствии с этим Ладыгина-Котс считает возможным выделить две различные по сложности и глубине формы мышления (правда, только у человекообразных обезьян).
Первая форма характеризуется установлением связей раздражителей (предметов или явлений), непосредственно воспринимаемых животным в ходе его деятельности. Это анализ и синтез в наглядно обозреваемой ситуации. Примером может служить выбор обезьяной предметов, пригодных для употребления в качестве орудия, с учетом их величины, плотности, формы и т.д.
Вторая форма характеризуется установлением связей между непосредственно воспринимаемыми раздражителями и представлениями (зрительными следами). Так, в описанных опытах, в которых шимпанзе приходилось выталкивать лакомство из трубы с помощью орудия, мыслительные операции такого типа проявлялись в изготовлении орудия, например в распутывании клубка проволоки и ее выпрямлении. Особенно убедительным доказательством существования этой высшей формы мышления является опыт, при котором обезьяне вместе с трубой давалась дощечка значительно более широкая, чем диаметр трубы. Шимпанзе оказался в состоянии совершенно самостоятельно отчленять от доски узкие лучины и использовать их в качестве орудия для выталкивания приманки из трубы.
Подобное поведение обезьяны можно здесь объяснить только тем, что у нее в ходе предыдущей деятельности сформировалось обобщенное зрительное представление о предмете типа палки (но только в ситуации данной задачи). Решающая роль предшествующего опыта в формировании подобных зрительных "представлений достаточно четко выступает в этой же серии экспериментов. Ведь еще до решения описанной задачи обезьяна накапливала опыт по «доработке» весьма различных предметов, среди которых были и фигурные дощечки (рис. 46), превращение которых в пригодные для решения задачи орудия было для шимпанзе делом не более трудным, чем обламывание боковых побегов ветки (рис. 45). Вместе с тем изготовление орудия из такой фигурной дощечки требует отщепления части ее в продольном направлении. Подобные действия и накапливаемый при этом опыт и подготовили обезьяну к решению задачи с широкой дощечкой, которая ей давалась в одном из следующих экспериментов.
На основе установления связи обобщенного зрительного представления о необходимом предмете (типа палки) с непосредственным восприятием второго предмета (трубы), также данного в конкретной ситуации опыта, обезьяна сумела вычленить (по воображаемой линии!) часть из целого - лучину из доски, причем таким образом, что она оказалась пригодной служить орудием для выталкивания приманки.
Рис. 46. Фигурные доски с расширениями на концах или в середине, предлагавшиеся шимпанзе в опытах Ладыгиной-Котс.
Таким образом, шимпанзе в состоянии мысленно разлагать целые объекты на детали, равно как и сложные фигуры - на их составные части. Как уже указывалось, ведущую роль в поведении, и в частности в интеллектуальных действиях обезьян играют их руки, тактильно-кинестетическая чувствительность руки. И. П. Павлов говорил поэтому с полным основанием о «ручном мышлении» обезьян. Сочетание тактильно-кинестетической чувствительности со зрением дает обезьяне большие преимущества для установления пространственно-временных связей для практического анализа и синтеза. Именно это существенное расширение и углубление сенсорной сферы легло у обезьян в основу того, что И. П. Павлов обозначил как «улавливание постоянной связи между вещами» (или «нормальной связи вещей»). Биологическая ограниченность интеллекта животных
Наряду со всем этим надо четко представить себе биологическую ограниченность интеллектуального поведения обезьян. Как и все другие формы поведения, оно всецело определяется образом жизни и чисто биологическими закономерностями, рамки которых не может перешагнуть даже самая умная обезьяна. Так, например, шимпанзе на воле каждый вечер устраивают себе искусно переплетенные спальные гнезда из ветвей и листьев, но, по свидетельству английской исследовательницы поведения обезьян Дж. ван Лавик-Гудолл, они никогда не сооружают навесов и остаются совершенно беззащитными под проливным тропическим дождем.
Очень редко обезьяны пользуются на воле и орудиями. Правда, имеются отдельные наблюдения об орудийных действиях шимпанзе при добывании пищи или нападении. Но, как и другие человекообразные обезьяны, шимпанзе вполне обходятся в повседневной жизни без орудий. С другой стороны, другие позвоночные (каланы, галапагосские дятловые вьюрки и др.) систематически пользуются предметами в качестве орудий. Уже это указывает на то, что орудийные действия сами по себе не обязательно являются критериями высокоразвитой психической деятельности животных.
Биологическую ограниченность интеллекта антропоидов вскрывает и анализ экспериментальных данных. Так, Ладыгина-Котс показала, что зрительные образы, представления человекообразных обезьян являются значительно более слабыми, чем у человека, и всегда связаны с компонентами окружающей обстановки (ситуационная связанность представлений).
Эта ограниченность интеллектуального поведения неоднократно проявлялась в опытах Ладыгиной-Котс, когда шимпанзе допускал «нелепые» ошибки при употреблении предметов, предоставленных ему для выталкивания приманки из трубы. Так, например, он пытался втолкнуть в трубу кусок фанеры вопреки явному несоответствию ее ширины и принимался обгрызать его лишь после ряда таких неудачных попыток. Подчас неадекватность действий обусловливалась преобладанием деструктивного манипулирования (рис. 47). Кроме того, была проведена специальная серия опытов, в которых обезьяне давалась труба, закрытая с одного конца, и крючок. Если приманка, заложенная в такую трубу, была прикреплена к нити, шимпанзе легко вытягивал ее оттуда. Несмотря на это обезьяна не сумела адекватно применить крючок и, более того, чаще всего отламывала загнутую его часть как мешавший элемент. Ладыгина-Котс писала по этому поводу, что «шимпанзе оказался неспособным перейти от шаблонного привычного приема выталкивания приманки прямым, гладким единичным орудием к использованию приема притягивания к себе крюком», и усматривала в этом «недостаточную пластичность психики шимпанзе, ограниченность его мышления».
Шимпанзе, по Ладыгиной-Котс, «не в состоянии схватить сразу существенные особенности в новой ситуации и установить новые связи на основе осмысливания непосредственно воспринимаемых отношений между предметами».
Рис. 47. Предметы, предлагавшиеся шимпанзе, при использовании которых обнаруживалась ограниченность интеллектуального поведения этой обезьяны: палочки пригодны для выталкивания приманки из трубы только в связанном виде, обезьяна же развязала их и пыталась применить поодиночке; крестовидно соединенные планки надо было соединить вместе, сдвинутые же под углом - распрямить до прямой, как это показано на нижней части рисунка. Вместо этого шимпанзе прежде всего разъединил планки и пытался применить их по отдельности (опыты Ладыгйной-Котс)
Этот вывод Ладыгиной-Котс подтверждается экспериментами и других исследователей. Так, шимпанзе показал ситуационную связанность своих представлений и неспособность охватить существенное изменение в прежней ситуации в следующем опыте: шимпанзе предлагается с помощью палки подкатывать яблоко к клетке вокруг невысокой стенки. После овладения обезьяной этим навыком убирается часть стенки непосредственно перед клеткой, в результате чего было бы удобнее непосредственно притягивать яблоко палкой. Тем не менее обезьяна продолжает выполнять прежнее сложное, трудное действие, отталкивая яблоко от себя и обводя его вокруг стенки (опыт Э. Г. Вацуро, рис. 48).
Рис. 48. Опыт Вацуро, вскрывающий ограниченность и качественное своеобразие интеллекта человекообразных обезьян. Пояснения см в тексте
Даже самые сложные проявления интеллекта обезьян представляют собой в конце концов не что иное, как применение в новых условиях филогенетически выработанного способа действия. Ведь давно уже подмечалось сходство притягивания приманки с помощью палки с притягиванием плода, растущего на ветке. Войтонис и Ладыгина-Котс указывали на то, что развитая способность обезьян к практическому анализу связана с особенностями их питания; высокоразвитые сенсомоторные функции руки, их сочетание со зрением и как следствие отличительные познавательные способности обезьян Фабри объясняет функциональными особенностями их хватательных способностей (см. гл. 3) и т.д. Эта биологическая обусловленность всей психической деятельности обезьян, включая и антропоидов, и является причиной отмеченной ограниченности их интеллектуальных способностей, причиной их неспособности к установлению мысленной связи между одними лишь представлениями и их комбинированием в образы. Неспособность же мысленно оперировать одними лишь представлениями с неизбежностью приводит к неспособности понимать результаты своих действий, понимать истинные причинно-следственные связи. Это возможно лишь с помощью понятий, которые у обезьян, как и у всех других животных, по указанным причинам всецело отсутствуют.
В заключение приходится признать, что проблема интеллекта животных еще совершенно недостаточно изучена. По существу до сих пор проведены обстоятельные экспериментальные исследования только над обезьянами, преимущественно высшими, в то время как о возможности интеллектуальных действий у других позвоночных еще почти нет доказательных экспериментальных данных. Вместе с тем, как уже говорилось, сомнительно, чтобы интеллект был присущ только приматам.

Недвижно, словно окаменев, лежит это восьмирукое существо в каменном гнезде морского дна. Лишь изредка одна из рук, извиваясь, словно в нетерпении, как бы ощупывает пространство над пристанищем осьминога. Вдруг его тело стремительно, взметнув песок и мелкие камешки, срывается с места. Несколько щупалец намертво захватили жертву. Но держит осьминог в своих объятиях не то, что можно с аппетитом съесть, - не краба и не рыбу. Он завладел белым пластмассовым шаром.

Спрут научился хватать этот предмет, лишь наблюдая за действиями своих соплеменников, сидящих в соседних гнездах, а их тренировали биологи захватывать шарик. И наш герой стал точно копировать их поведение. Будь он в океане, осьминог и внимания бы не обратил на несъедобную пластмассу. Доктор Г. Фиорито, руководитель группы на Зоологической станции Неаполя, где ставился эксперимент, был крайне удивлен способности своего подопытного в "познании науки".

У животных с развитым интеллектом способность к наглядному обучению подмечена давно. Голуби одного из видов (Ringeltauben) в молодости только тогда начинают питаться желудями, если увидят, как это делают старшие, проглатывая крупные плоды дуба. Группа японских бесхвостых молодых макак внимательно наблюдает за старой самкой, когда та отмывает в ручье от земли клубни сладкого картофеля. И потом они будут делать так же. Есть и другие примеры такого рода.

Однако прежде ученые считали, что преимуществом обучения младших от старших пользуются те животные, которые проводят свою жизнь в семьях и сообществах. У других способность к наглядному обучению в ходе эволюции была потеряна. Так думали и о спрутах, не знающих своих родителей и проводящих жизнь в одиночестве. И вот недавние опыты в Неаполе опрокинули эти представления.

Учеба в данном случае означает для животного попробовать сделать что-то новое и затем повторить ситуацию. Некоторые исследователи оценивают эту способность как указание на интеллект, присущий животным. Но что такое интеллект? Ученые начинают спорить, как только речь заходит об интеллекте человека, оценка же этого понятия применительно к животным еще более осложняет дело. Доктор Л. фон Ферзен из Нюрнберга предлагает такую формулировку: "Интеллект - это результат более высокой, чем обычно, обработки информации и конструирование из ряда феноменов". Кроме наглядного обучения в оценку интеллекта входит также умение употреблять инструменты и изъясняться.

Не только далекие от науки люди, но и специалисты с изумлением узнали, что шимпанзе по имени Канци, воспитанница С. Саваж-Румбауг, посвятившей себя изучению приматов, без помощи людей освоила язык символов. Налицо проявление интеллекта! Но когда кречет берет в клюв камень, чтобы бросить его с большой высоты в гнездо страуса и разбить лежащие там яйца, никто из специалистов по поведению животных не говорит об интеллекте птицы, хотя ведь она много раз упражнялась, прежде чем научилась с высоты попадать камнем в гнездо.

А между тем, чтобы оценить многое из того, что умеют делать "братья наши меньшие", нередко надо было бы употреблять такие применяемые лишь к людям термины, как "раздумье" или "делать вывод". Однако боязнь встретить в ответ иронические взгляды мешает ученым произносить эти слова вслух.

А вот пример, как раз говорящий о правомерности таких терминов. В огороженном пространстве большого загона кобыла-вожак конского стада учила своих подопечных противостоять врагу, хотя никакого предварительного опыта борьбы с хищником у нее не было. Просто была от природы умна - ведь стала же лидером стада. Ученые из Берлинского института зоологии содержали в окрестностях Бранденбурга стадо лошадей Пржевальского - единственного в мире вида диких лошадей. Задача опытов - узнать, как после столетнего пребывания в зоологическом саду эти лошади будут вести себя на воле.

Замысел состоял в том, чтобы крупная собака, которой придали облик волка, атаковала лошадей, находящихся в вольере. Как только замаскированную под степного хищника собаку колли выпустили внутрь загона, к стаду, лошади, почувствовав опасность, заволновались, а когда "волк" приблизился примерно на десять метров, стадо бросилось врассыпную. "Лошади испугались, и их поведение было соответствующим - хаотичным и нескоординированным", - говорит доктор К. Шайбе, руководитель эксперимента.

Опыты повторялись, и исследователи увидели, что вожак стада стал собирать животных и на виду у "волка" готовить их к защите. И теперь, как только "волка" запускали в загон, лошади собирались в табун и вставали в оборонительную позицию: образовывали кольцо, головами внутрь, а мощными задними ногами наружу, так, что приблизившегося врага ждал смертельный удар. Вожак пробудил в стаде заснувший в неволе инстинкт. Так обычно поступают лошади, когда в табуне есть жеребята - их прячут внутрь кольца. Когда же в табуне одни взрослые животные, то они, сплачиваясь по двое-трое, идут в наступление на хищника. На этот раз ученым пришлось вызволять "хищника" из опасной для него ситуации.

Обучение и наследственность - две составляющие, лежащие в основе развития человека. Но то же можно сказать и об обучении в мире животных. "Индивидуальное обучение и генетические задатки действуют вместе, и их нельзя разделять", - таков вывод этологов. Ученые пользуются в своих экспериментах стремлением животных научиться. В соответствующих опытах они нащупывают загадочное присутствие у "братьев наших меньших" интеллекта. Действуя под лозунгом: "Вначале научи животное, затем оно покажет, что оно может", - пытаются найти механизм восприятий и памяти.

Морской лев Томми из дельфинария в Мюнстере (Германия), например, учится под руководством доктора К. Денхарда отличать нарисованные фигуры от таких же, но показанных в зеркальном отображении. Фигуры напоминают буквы Т и латинское L, к которым пририсованы прямоугольники. Для эксперимента на краю бассейна укреплены щиты с этими знаками и три монитора с кнопками, на которые Томми может нажимать своим носом. В начале опыта ученые показывают Томми на центральном мониторе фигуру в прямом изображении - в течение пяти секунд. Затем включаются оба боковых монитора. На одном возникает зеркальное изображение той же фигуры, на другом - первая фигура, но несколько повернутая. Если Томми правильно указывает на повернутое изображение - он получает в награду рыбу.

Морской лев справился с этим заданием блестяще. Он доказал, что животные-приматы способны распознавать не только абстрактные знаки в перевернутом положении, но и их зеркальное отражение.

Время, потребное морскому льву для запоминания первого, оригинального, рисунка, растет в зависимости от того, под каким углом показывают ему этот рисунок. Точно такое же замедление происходит и у человека. Доктор К. Денхард сделал заключение, что морские львы могут вызывать из памяти изображения увиденного. До сих пор этой способностью наделялся лишь человек. Более того, голуби могут узнавать известного им человека на фотографии, даже если черты его лица будут изменены косметикой.

Большинство ученых, изучающих умственные способности животных, сегодня едины в том, что человека и животное можно сравнивать, если иметь в виду строго определенные интеллектуальные способности. Эти биологи отклоняют попытки выстроить всех по рангу "общего интеллекта" - с человеком на первом месте. Еще недавно о таком нельзя было и помыслить. Предыдущие поколения естествоиспытателей расставляли животных по ступеням, исходя исключительно из истории развития рода, и лишь искали параллели с человеком. "Самая большая ошибка прошлых исследователей - поголовное закрепление видов на этой "лестнице" интеллектов. Не было даже попыток абстрагироваться от сравнений с человеком и искать общее определение интеллекта", - считает профессор О. Брайдбах из Йены.

Понятие эволюции подсказывало прежде ученым веру в этот целенаправленный процесс, будто бы способный превращать низкоорганизованных животных с несложным мозгом в других животных с более развитым мозгом. Выходило, что на самой нижней ступени в иерархии жизни находятся глупцы, на верхних ступенях - умники. Поскольку человек считает себя вершиной творения, он невольно сравнивает поведение других индивидуальностей со своими представлениями и своими возможностями. "До сегодняшнего дня в головах господствует антропоцентрическое мышление, - констатирует профессор И. Хустон из Дюссельдорфа. - Но это легко опровергается".

Эволюция развивалась не по прямой линии, как считалось раньше. Она шла множеством путей, причем каждый такой путь означает сочетание различных комбинаций условий внешней среды с интересами того или иного вида. Неважно кто это будет - муравей, гиена или треска, каждое животное отвечает условиям, которые предоставляет ему его жизненное пространство. И не только в физическом смысле, но также в интеллектуальном отношении они должны в оптимальной степени отвечать потребностям выживания вида в данной экологической нише.

Несколько месяцев назад сторонники существования так называемого супермозга у некоторых высокораз витых млекопитающих получили жестокий удар. Профессор О. Гуртюркюн из Бохумского университета, исследуя мозг дельфина - этого признанного интеллектуала, обнаружил: его мозг содержит меньше нервных клеток (по отношению к своим размерам), чем мозг обыкновенной крысы. Это открытие, возможно, станет базой для осмысления результатов другого исследования, которое установило, что дельфину понадобилось несколько месяцев тренировки для усвоения разницы между простыми графическими символами - эллипсом, треугольником и квадратом. Эти животные - мастера в акробатике, гении в определении источников звуков. Но в области геометрической ориентации, - а до сих пор она служила критерием высокого интеллекта для животных, - дельфинов можно считать недоразвитыми.

С другой стороны, даже очень примитивно устроенные существа, имеющие мозг размером с булавочную головку, способны на поразительные действия. Кстати, мозг насекомых легче исследовать, поскольку он не так сложно устроен, как мозг млекопитающих. Поэтому и проще открыть способы, какими пользуются насекомые для переработки информации.

Как установили исследователи доктор Л. Читтка из Вюрцбургского университета и доктор К. Гайгор из Берлинского свободного университета, пчелы умеют считать. В первом опыте биологи поставили перед пчелами четыре объекта на равном расстоянии друг от друга, а между третьим и четвертым поместили кормушку. Полетав, пчелы узнали, что после третьего объекта их ждет сладкий сироп. Затем ученые изменили эксперимент: иногда они удаляли друг от друга некоторые объекты, иногда размещали между ними дополнительные предметы. Но вместо того, чтобы в дезориентации хаотически летать, пчелы регулярно за третьим объектом начинали искать кормушку. То есть они отсчитывали три объекта, чтобы получить долгожданный сироп. "Поведение пчел указывает на известный интеллект", - сделали вывод исследователи.

Одна из важных загадок природы - разная скорость изменчивости видов в процессе эволюции. Например, крысы, пчелы, фруктовые мушки и шмели всего за несколько поколений могут приобрести новые свойства, отвечающие изменившимся условиям внешней среды. Классическим примером служат вирусы так называемого гонконгского гриппа. Ежегодно он распространяется чуть ли не по всему земному шару, и каждый год в измененном виде. Эти примеры неоспоримо указывают на то, что в ходе изменения не все генетические возможности, которыми располагает данный вид, полностью исчерпаны.

В эволюционном процессе, следовательно, невыгодно быть слишком толковым, то есть исчерпать весь запас генетических задатков, не оставив какого-либо резерва, - к такому мнению приходит доктор Читтка. "Но мы хотим знать, почему это так", - заключает ученый. Ради ответа на поставленный вопрос он планирует вывести подвиды "сверхглупых" и "сверхумных" шмелей и выработать для них специальный тест для определения интеллекта. Тест должен показать, какие недостатки выявятся у "сверхумных" шмелей, перерабатывающих очень много информации.

Итак, попытки выяснить смысл интеллекта у животных до сих пор принесли не так уж много. Однако детали этих попыток оказались удивительными. Может быть, в один прекрасный день исследователи придут к выводу, что человек как венец творения по каким-то параметрам должен получить отставку.

Г. Александровский
«Наука и жизнь» №6, 1999

Когда мы узнали, каким интеллектом обладают некоторые животные, нам стало не по себе. Возможно, не мы наблюдаем за ними, а они за нами.

20. Черепахи

Черепаха Тортилла в сказке Алексея Толстого не напрасно была олицетворением мудрости. Множество современных исследований подтверждают, что некоторые виды черепах обладают недюжинным интеллектом.

Черепахи обучаемы, они легко находят выход из лабиринта, могут перенимать навыки других черепах, хорошо одамашниваются, быстро перестают бояться человека и кормятся из его рук.

19. Головоногие

Головоногие - самые умные из моллюсков. Многие из них имеют способность к мимикрии, осьминоги успешно проходят тест «посмотри и запомни» и обладают великолепными навигационными способностями.
Кальмары обитают стаями, и ученые уже сделали предположение, что у них есть свой кодифицированный язык.

18. Пчелы

Пчелы - супермены среди насекомых. Они могут ориентироваться по Солнцу, чувствовать электромагнитное поле Земли и помнить визуальные объекты. Кроме того, пчелы - существа социальные. Они умеют общаться друг с другом при помощи так называемого виляющего танца.

17. Крокодилы

Ученые сегодня признают, что крокодилы излишне демонизированы. Американский зоолог из Университета Теннеси Владимир Динец наблюдал 10 лет за крокодилами и пришел к выводу, что они, во-первых, обучаемы, во-вторых игривы.
Известна история, когда крокодил до самой смерти жил у человека, вылечившего его после ранения. Он спокойно плавал со своим другом в бассейне, играл с ним, пытался пугать его, якобы нападая, и даже разрешал себя гладить, обнимать и целовать в морду.

16. Овцы

Овцы в общепринятом представлении - недалекие животные. Однако современные исследования говорят о том, что у овец хорошая память на лица, они социальные животные и способны к выстраиванию отношений. Основная их проблема - боязливость. Они настолько не хотят показывать свою слабость, что не жалуются на болячки, пока это не становится невозможным. Вполне по-человечески.

15. Голуби

Все мы знаем про голубиную почту. Этот вид связи, существовавший намного дольше, чем большинство современных, базируется на способности голубей к «хоумингу» - инстинкту возвращаться домой. В русской истории этим эффективно воспользовалась княгиня Ольга.
Мозг голубя способен обрабатывать и хранить огромные массивы информации. Собирают ее голуби, используя все свои органы чувств. Глаза голубя устроены так, что запоминают лишь нужную информацию, отсекая все лишнее. Голуби обладают очень острым зрением в сочетании с прекрасной памятью. Это позволяет им формировать маршрут на основе зрительных впечатлений.

14. Лошади

Лошади сообразительные и хитрые, у них хорошая память. Ахалтекинские лошади - однолюбы. Они служат одному хозяину всю жизнь.

Все лошади обучаемы. Так, арабский скакун никогда не наступит вам на ногу, а милицейские породы «буденовцы» и «дончаки» тренируют разгонять толпу, поэтому деликатности от них ждать не стоит.

13. Попугаи

Всем известна способность попугаев к звукоподражанию, но попугаи могут не только забавно говорить.

Африканского серого попугая по его интеллектуальному и эмоциональному развитию можно сравнить с 3-4 летним ребенком. У попугаев хорошая память, они способны к эмпатии и проявлению эмоций, обучаются и обладают редкой сообразительностью. Так, попугаи, живущие на воле, подкладывают под колеса машин орехи, чтобы те их раскалывали.

Что интересно: попугаи продолжают развиваться, и их способности к аналитическому мышлению возрастают.

12. Морские котики

Морские котики не только милые, но ещё и очень умные. Они обучаемы, легко дрессируются. У котиков великолепная встроенная навигационная система. Несмотря на то, что это стайные животные, морские котики уходят на охоту в одиночку и вообще проявляют индивидуализм.

11. Еноты

Еноты сегодня в тренде. Эти умные общительные зверьки обладают диковинной сообразительностью. Чтобы добыть еды, они способны решать логические «многоходовки» и активно используют инструменты для того, чтобы, например, открыть мусорный бак. Решение поставленной задачи они способны помнить на протяжении трех лет.

10. Ворон

Вороны могут запоминать и различать не только объем и вес объекта, но и материал, и которого он изготовлен. Так, вороны никогда не будут класть кусок дерева в сосуд, чтобы повысить уровень воды, а камень положат.
Ворон не напрасно называют «пернатыми приматами» - они умеют пользоваться зеркалом и палкой-копалкой

9. Сойки

Сойки - Эйнштейны птичьего мира. Как и все врановые, они имеют феноменальную способность к запоминаю и подражанию звуков. Когда сойки прячут еду, они делают это очень умно, а потом, если их тайник все же найден, могут шпионить за вором. Это привело ученых к выводу, что сойки способны ставить себя на чужое место, смотреть на ситуацию чужими глазами - глазами потенциального вора. Это редкое в животном мире свойство.

8. Белки

Если пойти сейчас в лес кормить белок, то можно увидеть, что сами белки почти не будет есть - будут заготавливать продукты на зиму, пряча её в тайники. Память у белок очень хорошая. Они помнят все тысячи своих закладок целых два месяца.

Белки - отменные воришки, причем они умеют не только прибежать/схватить/убежать, но и выжидать и предсказывать поведение потенциальной жертвы налета.
Белки хитрые. Если они видят угрозу, то могут изобразить, что закапывают клад в одном месте, а потом перепрятать его.

7. Свиньи

Еще академик Павлов отмечал, что «самым нервным животным, окружающим нас, является свинья». Свиньи - умные и хитрые животные. Охотники говорят: «На медведя идешь - постель готовь, на кабана идешь - гроб готовь». Кабана никогда не поймаешь на одну и ту же приманку, эти дикие свиньи обладают хорошими аналитическими способностями. Свиньи домашние - пуристы в вопросе распорядка дня. Особенно быстро они запоминают время кормления.

6. Крысы

Крысы - одни из самых сообразительных животных. Крысам, как и нам, снятся сны, друг с другом они общаются в ультразвуковом диапазоне, чтобы не быть слышным хищниками. При этом крысы способны внезапно менять частоту сигналов.

У крыс - богатейший словарный запас криков с особенными значениями.Крыса - единственное млекопитающее, кроме человека, которое умеет смеяться. Недавно ученые обнаружили у крыс реакцию на смешные ситуации.

Крысы, как известно, не одиночки. Они умеют выстраивать в своем обществе иерарахию. Проводимые Дидье Дезором, ученым из лаборатории поведенческой биологии университета города Нанси, эксперименты показали, что наибольшая деградация мозга в результате стресса была у эксплуататоров - они боялись потерять власть.

5. Кошки

Домашние кошки способны выражать свои чувства при помощи мимики, взгляда, движений, точно опознавать интонации человека, и даже их имитировать. У кошек память лучше, чем у собак. Если кошка оказывается на улице, она примыкает к стае. В них существует строгая иерархия и распространение обязанностей. Некоторые исследователи считают подобные стаи признаком вторичного одичания, то есть возвращения в дикое состояние.

4. Собаки

Интеллект собак - научно доказанный факт. Эти животные дрессируются, у них хорошая память. Последние исследования подтверждают, что собака - очень разумный друг человека.
Ученые Университета Гарварда, США, работавшие под руководством профессора Марка Хаузера, доказали что собаки способны «пародировать» мимику и жесты человека. Им вторят ученые Венского университета психологии, которые опубликовали результаты исследований в журнале Current Biology, убедившись в способности этих животных к «выборочному подражанию».

3. Слоны

Шариков в романе Булгакова говорил: «Что же, я не понимаю, что ли? Кот - другое дело. Слоны - животные полезные». В чем-то он был прав: в прикладном отношении слон действительно полезнее кошки. Они являются верными помощниками человека уже много веков.

Вторит Полиграфу Палиграфовичу и Аристотель: «Слон – животное, которое превосходит всех других в остроумии и интеллекте». У слонов действительно очень хорошая память и гибкий ум. Они даже оказались способными и к изучению человеческого языка. Слон по имени Кошик, живущий в Азии, научился имитировать человеческую речь, а точнее, пять слов: annyong (привет), anja (сидеть), аniya (нет), nuo (лежать) и choah (хорошо).

2. Киты

Говоря «киты», мы имеем в виду и китов, и дельфинов, и касаток. Это одни из самых умных представителей фауны. Про их способности и сверхспособности много написано.
В неволе киты могут даже научиться подражать человеческой речи. Её они имитируют, резко повышая давление в своих носовых полостях и заставляя вибрировать звуковые губы.
Способности китообразных уже признают на государственном уровне: в Индии в этом году дельфинов признали личностями и запретили дельфинарии.

1. Приматы

Человек и обезьяна имеют генетическое сходство примерно, на 98 %. Обезьян мы поставили на первое место нашего рейтинга. Обучаемость их поразительна, их память и интеллектуальные способности поражают ученых уже много лет.

Обезьяны научились жить рядом с человеком, воровать у него, обдуривать. В Индии одним из священных животных признаны лангуры ханумана - храмовые обезьяны. Они славятся своей способностью воровать все, что им понравилось. Сделать с этим ничего нельзя - лангуры неприкасаемы.

На стадии интеллекта животных появляются первые формы мышления – «ручное мышление обезьян», перенос найденного принципа в новые условия; способность решать одну задачу разными способами; способность к познанию окружающей действительности независимо от наличия биологических потребностей. Процесс ориентировки в условиях задачи происходит уже не в условиях двигательных проб, а предшествует им: программа действий подготавливается интеллектуально, а движения – лишь исполнительная часть ориентировки. Формируются особо сложные формы поведения со сложной расчленённой структурой. Такая сложная деятельность имеет саморегулирующий характер.

Возрастает сложность процессов восприятия (образность) и прочность памяти.

Однако даже у самого сложного поведения животных существуют границы, отделяющие их от человека :

1. изменчивое поведение всегда сохраняет связь с биологическими мотивами и не может их превзойти .

2. оно всегда определяется непосредственно воспринимаемыми стимулами или следами прежнего опыта .

3. источники индивидуального поведения ограничены: это либо видовой опыт, либо опыт данной особи. Отсутствует передача опыта прошлых поколений в форме материальных объектов.

У человека появляется высшая форма психического отражения – сознание. В отличие от животных, человек:

1. обладает способностью изготовлять орудия с помощью других орудий. Это означает отделение действия от биологического мотива и, тем самым, появление другого вида деятельности – труда. В сознании разделяются мотив и цель. Изготовление орудий впрок предполагает наличие образа будущего действия, т.е. появление плана сознания.

2. Развитие человека и его психики определяется не только биологическими, но в большей мере общественными мотивами.

3. У человека появляется разделение труда, т.е. установление социальных отношений на основе небиологической по своему содержанию деятельности.

4. у человека происходит материализация опыта трудовых операций (в форме орудия) с возможностью хранения этого опыта и передачи его последующих поколениям в виде материальной культуры .

5. Человеческий язык как система сигналов не привязан к конкретным ситуациям. У человека речь имеет смысловую, эмоционально-выразительную основу.

6. Человеческое общество возникает на основе совместной трудовой деятельности, неизвестной и недоступной животным.

Происхождение сознания человека в антропогенезе.

Мы должны теперь более подробно рассмотреть качественные особенности психики человека, которые решительно выделили его из животного мира. Эти особенности возникли в процессе антропогенеза и культурной истории человечества и были непосредственно связаны с переходом человека с биологического на социальный путь развития. Главным событием здесь явилось возникновение сознания.



Классики марксизма неоднократно высказывали мысль о том, что ведущими факторами возникновения сознания были труд и язык. Эти общие положения получили в работах советских психологов Л. С. Выготского, С. Я. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева и др. конкретно-психологическую разработку.

А. Н. Леонтьеву принадлежит гипотеза о происхождении сознания. Согласно его определению сознательное отражение - это такое отражение предметной действительности, в котором выделяются ее "объективные устойчивые свойства", "вне зависимости от отношений к ней субъекта", т. е. биологическая беспристрастность, сознательного отражения.

Для животного предмет отражается как имеющий прямое отношение к тому или иному биологическому мотиву. У человека же, по мысли А. Н. Леонтьева, с появлением сознания мир начинает отражаться как таковой, независимо от биологических целей, и в этом смысле "объективно".

Толчком к возникновению сознания послужило появление новой формы деятельности - коллективного труда. Всякий совместный труд предполагает разделение труда. Это значит, что разные члены коллектива начинают выполнять разные операции, причем разные в одном очень существенном отношении: одни операции сразу приводят к биологически полезному результату, другие же такого результата не дают, а выступают лишь как условие его достижения. Рассматриваемые сами по себе, такие операции представляются биологически бессмысленными.

Например, преследование и умерщвление дичи охотником прямо отвечает биологическому мотиву - получению пищи. В отличие от этого действия загонщика, который отгоняет дичь от себя, не только не имеют самостоятельного смысла, но и, казалось бы, прямо противоположны тому, что следовало бы делать. Тем не менее они имеют реальный смысл в контексте коллективной деятельности - совместной охоты. То же самое можно сказать о действиях по изготовлению орудий и др.

Итак, в условиях коллективного труда впервые появляются такие операции, которые не направлены прямо на предмет потребности - биологический мотив, а имеют в виду лишь промежуточный результат.

В рамках же индивидуальной деятельности этот результат становится самостоятельной целью. Таким образом, для субъекта цель деятельности отделяется от ее мотива , соответственно в деятельности выделяется ее новая единица - действие. В плане психического отражения это сопровождается переживанием смысла действия. Ведь чтобы человек побуждался совершить действие, которое приводит лишь к промежуточному результату, он должен понять связь этого результата с мотивом, т. е. "открыть" для себя его смысл. Смысл, по определению А. Н. Леонтьева, и есть отражение отношения цели действия к мотиву.

Действия начинают направляться на все более и более широкий круг предметов и познание "объективных устойчивых свойств" этих предметов оказывается жизненной необходимостью. Вот здесь и проявляется роль второго фактора развития сознания - речи и языка.

Скорее всего, первые элементы человеческой речи появились в ходе выполнения совместных трудовых действий. Можно предположить, что первые слова указывали на определенные действия, орудия, предметы; это были также "приказы", адресованные партнеру по совместным действиям. Но очень скоро язык перерос подобные "указательные" и "организующие" функции. Ведь всякое слово не только обозначает, но и обобщает. Закрепляясь за целым классом сходных действий, предметов или ситуаций, оно стало выделять их общие устойчивые свойства. Таким образом, в слове стали фиксироваться результаты познания.

Процессы развития труда и языка шли параллельно, тесно переплетаясь друг с другом.

Уникальная особенность человеческого языка - его способность аккумулировать знания, добытые поколениями людей. Благодаря ей язык стал носителем общественного сознания . Каждый человек в ходе индивидуального развития через овладение языком приобщается к "совместному знанию", и только благодаря этому формируется его индивидуальное сознание. Таким образом, смыслы и языковые значения оказались, по А. Н. Леонтьеву, основными образующими человеческого сознания.

Л. С. Выготский (1896 – 1934) показал, что у человека возникает особый вид психических функций, названных им "высшими психическими функциями", которые полностью отсутствуют у животных. Эти функции составляют высший уровень психики человека, обобщенно называемый сознанием. Они формируются в ходе социальных взаимодействий и благодаря им. Иными словами, высшие психические функции имеют социальную природу.

Способность к овладению природой не прошла бесследно для человека в одном очень важном отношении: он научился также овладевать собственной психикой. Появились произвольные формы деятельности, или высшие психические функции. Самый низший этаж в структуре деятельности занимают психофизиологические функции: сенсорная функция, моторная, мнемическая и др. Л. С. Выготский называет их низшими, или натуральными, психическими функциями. Они есть и у животных. У человека же появляются произвольные формы таких функций, которые Л. С. Выготский и называет высшими: человек может заставить себя запомнить некоторый материал, обратить внимание на какой-то предмет, организовать свою умственную деятельность.

По мнению Л. С. Выготского, здесь имеет место двусторонняя связь: указанные изменения в психике человека выступают одновременно и как следствия его измененных отношений с природой, и как фактор, который обеспечивает эти изменения. Ведь если жизнедеятельность человека сводится не к приспособлению к природе, а к изменению ее, то его действия должны совершаться по какому-то плану, подчиняться каким-то целям. Так вот, ставя и реализуя внешние цели, человек с какого-то момента начинает ставить и осуществлять внутренние цели, т. е. научается управлять собой. Таким образом, первый процесс стимулирует второй. В то же время прогресс в самоорганизации помогает более эффективно решать внешние задачи.

Итак, овладение природой и овладение собственным поведением - параллельно идущие процессы, которые глубоко взаимосвязаны.

Подобно тому как человек овладевает природой с помощью орудий, он овладевает собственным поведением тоже с помощью орудий, но только орудий особого рода - психологических.

Например, для запоминания используют внешние средства - это знаки какого-то содержания. Иногда такие средства просты (узелок, коготь) и могут быть связаны с любым содержанием; иногда они более дифференцированы (система различных зарубок, узлов) и более тесно связаны с запоминаемым содержанием, представляя собой зачатки письменности. Главное и общее состоит в том, что подобные средства-знаки фактом своего появления и использования порождают новую структуру запоминания как психического процесса. Человек опосредствует свои действия с помощью знаков. Человек сам вводит дополнительный стимул, который не имеет органической связи с ситуацией и потому представляет собой искусственное средство-знак; с помощью этого знака он овладевает поведением - запоминает, делает выбор и т. п.

Ничего подобного нельзя представить себе у животных.

Итак, труд создал человека, общение в процессе труда породило речь. Первые слова обеспечивали организацию совместных действий. Это были слова-приказы, обращенные к другому и направляющие его действия: "сделай то", "возьми это", "пойди туда" и т. п. Потом произошло принципиально важное событие: человек стал обращать слова-приказы на самого себя! Из внешнекомандной функции слова родилась его внутреннеорганизующая функция. Превращение внешних фугкций во внутренние Выготский назвал процессом интериоризации.

В онтогенезе наблюдается принципиально то же самое. Л. С. Выготский выделяет здесь следующие стадии интериоризации:

Первая: взрослый действует словом на ребенка, побуждая его что-то сделать.

Вторая: ребенок перенимает от взрослого способ обращения и начинает воздействовать словом на взрослого.

Третья: ребенок начинает воздействовать словом на самого себя. Возникает эгоцентрическая речь, которая есть промежуточный этап между речью, обращенной к другому, и речью, обращенной к себе.

Таким образом, в развитии ребенка происходят два важнейших события: рождение средства-знака в процессе общения и превращение его из внешней формы во внутреннюю, т. е. его интериоризация.